Гармонический образ Любови Поповой

Ранняя смерть художника или поэта – привилегия романтических эпох. Время, когда жила Любовь Сергеевна Попова, было действительно романтическим. И тогда многие умирали рано. Ольга Розанова, Василий Чекрыгин, Михаил Ледантю, Петр Бромирский... Кого унесла война, кого – болезни, кого – нелепый случай. Почти обо всех рано ушедших говорили с сожалением, оплакивали не просто раннюю смерть, но и незавершенность пути, несбывшиеся надежды, нереализованные возможности.

Любови Поповой было отпущено 35 лет. Но о ней нельзя говорить как о несостоявшемся художнике, нельзя говорить о прерванном таланте, не успевшем развернуться из-за ранней смерти. Она прошла все необходимые для эволюции мастера этапы, рано обретя зрелость, некоторое время пользовалась ее плодами, успела стать мэтром – профессором Вхутемаса, членом Инхука, прославиться не только своей живописью, но и театральными декорациями, вкусить популярность художника, обслуживающего своими проектами тканей самые широкие слои населения. Ей пришлось преодолеть множество жизненных препятствий и невзгод: сначала – в молодости – душевный кризис; потом – тяжелую болезнь; еще позже – смерть мужа; за несколько дней до смерти она потеряла сына. Судьба была к ней неумолима.

Все эти тяжелые невзгоды оставляли неизгладимые следы, но каким-то тайным образом, волшебством таланта она выходила из кризисов не согнутой, не поверженной, оставаясь великолепной и совершенной. Когда вглядываешься в старые фотографии, изображающие улыбающуюся Попову, в ее открытые доверчивые глаза, когда вспоминаешь отзывы современников, ценивших в ней обаяние, благородство и внутреннюю целостность, понимаешь, что этой женщине удавалось соединять в гармонии, казалось бы, непреодолимые противоречия и несоединимые контрасты.

Сам путь художницы – от первых шагов до последних открытий – был одновременно и скачкообразным, и гармоничным. Этап за этапом следовали закономерные ступени творческого роста. Движение было контрастным, ибо каждый новый период означал известный разрыв со старыми устоявшимися принципами, был в какой-то мере революционным. Но вместе с тем в нем была необратимая логика. Это – логика общего развития мирового искусства, как бы сфокусированная в творчестве одного мастера. Разрыв и традиция сопутствовали друг другу.

Быть может, чувство традиции – особенно культурной – было внушено Поповой еще в детские годы, в семейном кругу. Некоторые купеческие семьи, обретя эти традиции, придерживались их долго и упорно. Поповы и Зубовы остались в истории русской культуры известными меценатами и музыкантами, учеными и художниками, историками культуры и философами. Можно полагать, что ранние занятия живописью еще в детские годы надолго связали Попову с этими культурными традициями. Путь ей был как бы предуказан. За частными школами С. Жуковского и К. Юона последовали самостоятельная упорная работа, знакомство с "левыми" живописцами в так называемой "башне" и, наконец, завершение образования в Париже, в мастерской "La Palette" у Лефоконье, Метценже и Сегонзака. Сама Попова считала, что только после Парижа, откуда она вернулась в 1913 году, началась ее самостоятельная деятельность, что, однако, не может исключить нашего интереса к ее раннему творчеству, имеющему свою особую стилевую окраску.